Что она могла поделать одна в лесу с сильным мужиком? Лошадь бывала по этой тропе и шла вперед, как по наезженной дороге. Был всего один след, да и тот замело вчерашним снегом.
Смиренный инок Кирилл улыбался себе в бороду и все поглядывал сбоку на притихшую Аграфену: ишь какая быстрая девка выискалась… Лес скоро совсем поредел, и начался голый березняк: это и был заросший старый курень Бастрык. Он тянулся широким увалом верст на восемь. На нем работал еще отец Петра Елисеича, жигаль Елеска.
Неточные совпадения
— «Мне ли благословлять, — отвечаю ему, —
инок я простой и
смиренный, Бога о них помолю, а о тебе, Афанасий Павлович, и всегда, на всяк день, с того самого дня, Бога молю, ибо с тебя, говорю, все и вышло».
Но речи
смиренного отца пронеслись без внушения и даже вызвали отпор насмешливый: «Это все ученость и новшества, нечего и слушать», — порешили про себя
иноки.
Ибо и прежде сего случалось, что умирали
иноки весьма праведной жизни и праведность коих была у всех на виду, старцы богобоязненные, а между тем и от их
смиренных гробов исходил дух тлетворный, естественно, как и у всех мертвецов, появившийся, но сие не производило же соблазна и даже малейшего какого-либо волнения.
Смиренный заболотский
инок повел скитниц так называемыми «волчьими тропами», прямо через Чистое болото, где дорога пролегала только зимой. Верст двадцать пришлось идти мочежинами, чуть не по колена в воде. В особенно топких местах были проложены неизвестною доброю рукой тоненькие жердочки, но пробираться по ним было еще труднее, чем идти прямо болотом. Молодые девицы еще проходили, а мать Енафа раз десять совсем было «огрузла», так что
инок Кирилл должен был ее вытаскивать.
Конечно, баба она была в соку, бес ее смущает, а тут
смиренный заболотский
инок Кирилл подвернулся.
В доме Груздева уже хозяйничали мастерица Таисья и
смиренный заболотский
инок Кирилл. По покойнице попеременно читали лучшие скитские головщицы: Капитолина с Анбаша и Аглаида из Заболотья. Из уважения к хозяину заводское начальство делало вид, что ничего не видит и не слышит, а то скитниц давно выпроводили бы. Исправник Иван Семеныч тоже махнул рукой: «Пусть их читают, ангел мой».
Курень состоял из нескольких землянок вроде той, в какой Кирилл ночевал сегодня на Бастрыке. Между землянками стояли загородки и навесы для лошадей. Разная куренная снасть, сбруя и топоры лежали на открытом воздухе, потому что здесь и украсть было некому. Охотничьи сани
смиренного Заболотского
инока остановились перед одной из таких землянок.
Вот какой лютой зверь был
смиренный Заболотский
инок Кирилл!..
Глазки
смиренного заболотского
инока так и заблестели, лицо побледнело, и он делался все смелее, чувствуя поднимавшееся обаяние своей восторженной речи.
Куренные собаки проводили сани отчаянным лаем, а
смиренный заболотский
инок сердито отплюнулся, когда курень остался назади. Только и народец, эти куренные… Всегда на смех подымут: увязла им костью в горле эта Енафа. А не заехать нельзя, потому сейчас учнут доискиваться, каков человек через курень проехал, да куда, да зачем. Только вот другой дороги в скиты нет… Диви бы мочегане на смех подымали, а то свои же кержаки галятся. Когда это неприятное чувство улеглось, Кирилл обратился к Аграфене...
Живя два года в скиту, Аглаида знала этого
смиренного Заболотского
инока не больше, чем когда увидала его в первый раз.
Мы божии старцы,
иноки смиренные, ходим по селениям да собираем милостыню христианскую на монастырь.
Что же любит в родине этот поэт, равнодушный и к воинской славе, и к величавому покою государства, и даже к преданьям темной старины, записанным
смиренными иноками-летописцами? Вот что он любит...
Посадский (вставая). Оставь их, дядя Косолап! Где
инокам смиренным кулачиться? Вот я, пожалуй, выйду заместо их!
— Я тебе не Егорка, — строго ответит игумен. — Твой Егорка был да сплыл, аз же, многогрешный, —
смиренный игумен честной обители Покрова Пресвятыя Богородицы —
инок Галактион. И он тебе приказывает: стань, непотребный раб, на поклоны, сотвори сто великих поклонов, да триста метаний, да пятьсот малых.
«Я нашел царя в глубоком унынии. Сей двор пышный казался тогда
смиренной обителью
иноков, черным цветом одежды изъявляя мрачность души Иоанновой. Но судьбы Всевышнего неисповедимы — сама печаль царя, некогда столь необузданного, расположила его к умеренности и терпению слушать мои убеждения».